Море внутри просится к небу снаружи.
Написано на заявку с крэк-феста 1.34 "Хотелось бы тентакли у Джона. Шерлок заинтересован, пытается провести множество экспериментов, Джон покорно терпит и позволяет, но потом отыгрывается - предлагая свой эксперимент. Рейтинг, Джон топ, тентакли в дело".
Варнинг! Порно!- Покажи. Покажи мне! Джон! – требовательно протянутая рука подрагивает от нетерпения. Это приказ, который нельзя игнорировать. Уотсон упрямо вздергивает подбородок: таким тоном он позволял разговаривать с собой лишь паре-тройке людей. Но консультирующий детектив, как известно, не человек. У него ведь даже сердца нет. Везде мозг, и сплошняком гениальный.
- Джон, покажи.
В конце концов, эксперимент должен быть очень интересным, вкрадчиво шепчет подлый внутренний голос, и доктор сдается.
На лице Шерлока – смесь восхищения, брезгливости и азарта. Джон впервые понимает, что значит «громко думать» и почему это так мешает его соседу. Он просто слышит голос в голове Шерлока: «..капнуть соляной кислотой… попробовать ряд простых кислот вообще… интересно, он даст хоть самый маленький отрезать?.. для сравнения, нужен живой и неживой…»
- Не дам, - твердо говорит Джон. – И никаких кислот. Только руками потрогать. И пожалуйста, осторожней! Они… очень чувствительные.
Взгляд Шерлока загорается прямо-таки демоническим огнем.
- Чувствительные?... О. О. Так. Надо составить план исследования…
Джон тяжело вздыхает.
Трудно быть фейри.
Особенно трудно быть фейри, когда мать-природа наделила тебя несколькими… э… отростками, именуемыми гордым магическим словом «тентакли». Их постоянно надо беречь – от переохлаждения или перегревания, от травм… хотя надо признать, что тентакли, растущие от локтей, весьма помогают на операциях. Хорошо еще, что они почти телесного цвета, полупрозрачные с легким золотистым блеском, и Джон худо-бедно умеет ими управлять.
Трижды сложно быть фейри с тентаклями, когда у тебя под боком – сосед-исследователь. Шерлок догадался быстро. Его не смутил даже полный абсурд происходящего. С непринужденной грацией избалованного инфанта он просто приказал: «Покажи».
- Они есть у тебя на руках, по одному от каждого локтя, плюс маленький под языком… он может увеличиваться в размерах?
- Немного.
- Ты чувствуешь им пищу?
- Я чувствую им ВСЕ, Шерлок. В смысле, все, что попадает в рот. Это как второй язык, только… - Джон смущается, подбирая слово, - нежнее.
Детектив удовлетворенно кивает головой и командует дальше:
- Раздевайся.
-Чтооо?- угрожающе рычит Уотсон. – Знаешь, всему есть границы!!
- Ты обещал!
- Ты целую неделю не трогаешь скрипку.
- Хорошо.
Доктору некогда задумываться, почему Шерлок так быстро соглашается на столь жестокое условие. Он снимает брюки, оставаясь в одних трусах, и это его явно нервирует. Потому что Холмс бесцеремонно толкает его к скользкому кожаному дивану.
- Ложись, я хочу осмотреть.
Джон скрипит зубами, но ложится. Ничего. Десять минут позора – и неделя тишины.
- У тебя не толстые ноги, - вдруг сообщает Шерлок, - значит, джинсы на пару размеров больше – это из-за этих… рудиментов?
Сам ты рудимент.
- Он там один, - безжизненным голосом говорит Джон.
Наступает раскаленная добела пауза. До Шерлока наконец-то доходит, что он слегка заплыл за буйки.
- Ладно. Я немного… переборщил. Можешь не доставать…
- Да я вообще-то и не собирался!!!
- Расскажи так. На что он похож? На…оригинал? И ощущения такие же?.. А… э… когда ты занимаешься сексом, ты используешь его?..
- Похож. Немного… скорее, на игрушку… а ощущения… слушай, тебе не кажется, что эксперимент слишком затянулся?..
- Но это же последний твой… рудимент. Еще пара вопросов, и я тебя отпущу.
- Две недели без скрипки.
- Вопрос первый, - Шерлок снова оживляется, - он… кончает?
Какой же тогда второй вопрос, проносится в голове у Джона. Сил хватает лишь на то, чтобы утвердительно кивнуть, залившись краской по уши.
- Вопрос второй. Как ты думаешь, эякулят активен? Способен к оплодотворению?..
Бляяяяяядь...
- Полагаю, это мы сейчас и выясним, - холодно отвечает доктор. На мгновение глаза детектива загораются исследовательским огоньком, но гениальный мозг уже шлет сигналы СОС.
И Джон все равно оказывается быстрее.
Бороться с Шерлоком трудно, он выше, гибкий, натянутый как струна, но…не сопротивляется всерьез. Не верит, что Джон - его карманный, домашний Джон, - может вывернуть детективу локти за спину, придавить коленом и для пущей верности обвить горло этой…этим… запасной рукой.
Два языка Джона, оба абсолютно нахальные и беспутные, увлечены левым ухом Холмса. Один ритмично просовывается в ушную раковину, другой облизывает ее по краю, пытку довершают зубы – доктор покусывает мочку и с мстительной радостью отмечает, что сопротивление все слабее с каждой секундой.
Детектив сопит, закусив нижнюю губу, и тогда Джон придавливает ему горло посильнее. Шерлоку ничего не остается, кроме как судорожно ловить ртом воздух, и в этот момент у доктора намертво встает, похоже, везде и все, что только может. Он откровенно наслаждается видом: закинутая голова, открытый рот, в который так и хочется вставить поглубже, ощутить его шелковый пьянящий жар; неяркий румянец на скулах. Боже, что за лицо. Жутко некрасивое на первый взгляд и такое неуловимо-прекрасное в движении.
- Повернись, - командует капитан Уотсон. Таким тоном, что повернется и Королева. Шерлок еще пытается скинуть Джона, но это бесполезно: левый тентакль стянул ему руки за спиной не хуже каната, правый так и не убран с шеи. У чертова дока еще свободны обе руки. Ногами он широко раздвинул колени детектива, а оба… напрягшихся и весьма внушительных «рудимента» недвусмысленно упираются Холмсу в пах. И что самое паршивое – детектива самым подлым образом предает собственное тело.
- Нельзя быть женатым только на работе… нельзя дразнить людей, делая вид, что ты «не заинтересован», - нравоучительно говорит Джон. – Ты очень, очень плохой мальчик, Шерли. Придется тебя как следует наказать.
Холмс шипит ругательства, чем только вызывает усмешку на губах Уотсона.
- Это всего лишь эксперимент, Шерли, - говорит он с убийственной нежностью.
Джон наклоняется и кончиком тентакля пробует губы детектива на вкус. О, да, он именно таким и должен быть – как свежая ежевика, кисловато-сладким. Джон падает в ледяную бездну злых раскосых глаз, но еще успевает предупредить: - Будешь кусаться, задушу.
Шерлок знает, что это не пустая угроза.
Тентакли в целом не такие уж и противные не ощупь, но невероятно сильные. Джон захватывает зубами губы Шерлока и впускает в его рот подъязычный отросток. Он пугающе увеличен в размерах, едва ли не длиннее языка, и очень гибкий. Как змея. Он обвивает язык Холмса, владеет им безраздельно; гладит нёбо и мягкий соблазнительные занавесочки гортани, примериваясь войти глубже. Шерлок не может ответить на такой поцелуй – он слишком захватнический. Когда тентакль проскальзывает в горло, Шерлок старается дышать ровно и расслабить мышцы. Влажный, горячий отросток скользит взад-вперед, явно имитируя сношение, и у детектива мутится рассудок. Как в тумане, он чувствует ладони Джона на своей груди – рубашка давно уже разодрана. Пальцы безжалостно сминают и надрачивают соски, это больно, но невыразимо сладко. Шерлок обмякает в его руках, почти теряя сознание. Это похоже на первый приход от кокаина. Если дальше будет так же, как с коксом, - о, он полюбит своего шестирукого-будду-Джона, вознесет его на алтарь, как божество.
- Хороший мальчик. Послушный мальчик, - едва ли не мурлычет док.
В одно мгновение он отстраняется от Холмса, понимая, что драки уже не будет. Отпускает руки, шею; приподнимается над распростертым телом.
- Разденься для меня. Медленно. – Отрывистые слова бьют, как стек, без права на ослушание.
Пока Холмс переваривает услышанное и разминает затекшие кисти, Джон встает с дивана. Полностью обнаженный. Он как будто прибавляет несколько недостающих сантиметров роста – под его безжалостным взглядом Шерлоку очень неуютно. И хочется сделать все, лишь бы господин был доволен…
Док берет знаменитый хлыст, пробует на изгиб, хлещет им воздух. У него получается гораздо лучше, чем у Ирэн. Он вообще такой невероятно… крутой, иначе и не скажешь. Ни грамма лишнего жира, одни мышцы. Безволосое тело. Бритые подмышки ничем не пахнут – док предпочитает дезодоранты без запаха, специфика работы. Тщательно депилированный пах, наоборот, тянет ощутимым сандалом и мускусом. Шерлок как завороженный, смотрит на тяжелый покачивающийся член и на мерцающий в полутьме их загаженной квартиры тентакль. Отросток существенно больше и крепче, хотя устроен не так , нет собственно головки. Он как современного вида вибратор, который Майкрофт с усмешкой называет «космическими кораблями». Да и сам Джон – будто пришелец.
- Ты еще не раздет? – Подбородок снова вверх, хлыст пугающе свистит рядом.
Шерлок пытается избавиться от порванной рубашки, глаза в пол; затем чертовы узкие брюки, под ними - весьма щегольское шелковое белье. Темно-фиолетового цвета.
Это оставить, - кончик стека указывает на скомканный шелк в кулаке Холмса. Тот лежит и послушно ждет, что дальше. Он возбужден, еще не полностью, но весьма заметно.
- Тренировочный хлыст, по длине не подходит для выступлений, за это полагается дисквалификация, - говорит Джон скучающим голосом, водя кожаной «лопаточкой» на конце стека по груди детектива. – Опять-таки, судя по длине – не для скачек или манежной езды. Конкур или троеборье? ..
- Для троеборья тоже длинный, - хрипло отвечает Шерлок.
- Значит, прыжки. Вернее, преодоление препятствий…знаешь, Шерли, какое самое большое препятствие?..
- Мой мозг, - хрипит Холмс.
- Неправильный ответ, глупый мальчик. – Стек с размаху опускается на нежный алеющий сосок. Шерлок выгибается, не в силах закричать, зажмуривает глаза от боли, и с шумом втягивает в себя воздух. Его член дергается, поднимаясь выше.
- Несоответствие желаний разума и тела, - сообщает док. Отбрасывает хлыст в сторону и опускается на колени перед детективом. Длинным жалом тентакля облизывает, ласкает, успокаивает вспухшую плоть.
У Шерлока в уголках глаз подозрительно блестят крохотные бриллиантики.
Джон одним движением слизывает и их, орудуя языком словно хамелеон.
- Видишь, оказывается, и скучный секс бывает очень даже нескучным, Шерли.
Холмс дергается, его раздражает это «Шерли», но кто ж его сейчас спрашивает?..
- Будешь рваться, тебе же хуже, - взглядом Уотсона можно заморозить Атлантический океан. Весь.
Он поднимается на ноги, делает шаг к изголовью. Два великолепных, ужасающих члена все ближе к лицу шерлока, он невольно сглатывает, понимая, что его сейчас ждет.
- Так и быть, выбери сам, какой тебе больше понравится, - усмехается док.
- Спасибо... - благодарно шепчет детектив, поворачиваясь немного набок, чтобы удобнее было отсасывать. Конечно, он врал, говоря, что «не заинтересован». Конечно, у него есть определенный опыт в таких делах. Джон понимает это по тому, как неуверенно, но весьма умело острый язык Холмса проходится по стволу его члена. Джону хочется втолкнуться немедленно, до упора, заставить его захлебнуться слюной и задохнуться от нехватки воздуха, беспощадно выебать, разорвать изнутри лебединую шею — и выбросить после, полуживого, чтобы из уголков рта сочилась сукровица и он бы молчал дня три, затравленно вздрагивая всякий раз при приближении Дока.
Чудовищным усилием воли Уотсон не делает этого. Он собирает в кулак все свое терпение — а уж этого-то ему не занимать! - и ждет, что же будет делать Шерлок. САМ.
Постепенно Холмс втягивается в минет. Он отрабатывает ртом и руками все свои «скууучно», «идиоты!» и прочие невинные развлечения. Отрабатывает, надо заметить, весьма неплохо. Джон скатывается в банальщину — сгребает в кулак волнистые жесткие волосы, задает темп, чувствуя, что еще немного, и он просто убьет детектива своим раскаленным хуем. Нет. Стоп. Так нельзя. Впереди еще много интересного.
Джон резко оттягивает голову Шерлока назад и бьет его по высоким породистым скулам тентаклем. Бьет с наслаждением, бриллиантики катятся, уже не скрываясь.
А ведь я тебя еще не трахнул, - с некоторым сожалением говорит Уотсон, отпуская Шерлока. - Не плачь, мальчик. Побереги слезы. Сядь.
Он усаживает Холмса на диване, как послушную куклу. Широко разводит его умопомрачительные ноги и встает между ними. По правде сказать, Джон мечтает вылизать его всего от кончиков пальцев на ногах до макушки, но это он оставляет себе на десерт. Пока что его внимание сосредоточено на довольно длинном, средней толщины члене, в завитках темных волос. Он выглядит так же невинно и развратно, как и его обладатель, и источает немыслимый пряный запах. Джон шумно дышит через нос, стараясь не упустить ни одной молекулы этого запаха. Это двойной кайф: видеть раскрасневшегося, податливого Шерли и вдыхать его.
Джон берет его член в кулак и легонько сжимает, чувствуя бешеную пульсацию. Он неспешно дрочит, открывая розовую головку, поднимая ствол в полную готовность. Шерлок издает какие-то невнятные полускулящие стоны, скребет пальцами по коже дивана. И когда Док забирает головку в рот, обхватывая член тентаклем, Шерлок почти кричит.
Джон удовлетворенно улыбается. Теперь детектив — действительно ЕГО, и больше ничей. Даже хорек Мориарти не сможет дать ему то, что дает капитан Уотсон — утешение боли, освобождение любых желаний, даже самых темных и потайных.
Тонкие, почти паучьи пальцы сильно сжимают плечи Джона. Впервые рассмотрев эти руки, врач в Уотсоне всерьез заподозрил у Холмса «синдром Марфана», к счастью, не подтвердившийся.
Шерлок уже близок к финалу, и Джон останавливается, вызвав у детектива недовольный вздох.
- Молчать.
Джон ловко обвязывает шелковой тряпочкой под мошонкой и основанием члена. Теперь Шерлок сможет кончить, только если эта удавка будет снята. Налитый кровью орган скоро начнет сильно ныть, потом боль будет просто адской, потом наступит онемение... и вот тогда можно будет развязать.
Уотсон сдергивает Шерлока с дивана на пол, прижимает к себе, властно целует взасос — опять задействуя оба своих «языка». У покорного, возбужденного, влажного Шерли закатываются безумные глаза. Джон разворачивает его спиной к себе, толкает, принуждая лечь грудью на диван.
Своим «главным» тентаклем проводит по пояснице, по крестцу, трет, заставляя Холмса подставляться, словно кобылу на случке. Пошлепывает по худым ягодицам, между ними, отчего складки ануса опасливо собираются почти в узелок.
Из тентакля, как обычно, течет довольно много смазки, и Джон решает, что этого достаточно. Он отдавливает несколько крупных капель и втирает их между ягодиц Шерлока, особое внимание уделяя разглаживанию сфинктера. Шерлок подается назад, под пальцы, но Джон отталкивает его и вновь берется за хлыст.
Несколько сильных ударов по лопаткам, по крестцу, по бедрам...скупых, расчетливых, ни одного лишнего движения. Детектив воет, упав лицом в диван.
Закрой рот, - рявкает Джон. Ему самому сложно терпеть. Хлыст летит на пол, а головка тентакля приставляется к узкому входу.
Док придерживает его рукой, крепко, поскольку тентакль весьма скользкий и крупнее члена, и втолкнуть сейчас его в тело, которое давно — или вообще — не знало ничего подобного, будет весьма непросто. Но поблажек от Уотсона ждать не приходится. Круговыми движениями головки он заставляет анус слегка приоткрыться, и потом давит немного снизу вверх, чувствуя, как дрожит Шерли.
Каждый сантиметр — да что там, каждый миллиметр, - дается с трудом. Джон дышит сквозь зубы, детектив стонет от боли. Но даже не думает отстраниться — значит, ему нужны эта боль и унижение?.. как же все оказалось просто...
Преодолев первое сопротивление, тентакль попадает в горячий плен. Дальше терпеть совершенно невозможно. Джон делает одно-единственное движение вперед — сразу и целиком. Шерлок замолкает. Док тоже. В его голове проносятся обрывки мыслей о том, что он только что насадил на хуй и скорее всего, лишил девственности самого строптивого, самого заносчивого, самого сексуального мужчину в Лондоне — а может, и на всем белом свете, - и это не сделало их педиками и даже геями. Это соединило разорванный круг, заставило сердца биться в едином ритме, сорвало дыхание. Джон чувствует себя Улиссом, взявшим Трою.
Шерлок подозрительно молчит. Он не издает ни звука, когда Джон начинает вбиваться в него, зло и отчаянно, разрывая узкое нутро. Тентакль еще немного увеличивается в размерах, и это уже похоже на изнасилование — когда Джон отклоняется, чтобы нанести новый удар, то отросток подтягивает за собой нежную алую выстилку прямой кишки.
Док не помнит, сколько времени продолжается это безумие. Он упоен горячим телом, он оглушен наркотиком по имени Шерли. До него не сразу доходит слабый всхлип:
- Джон... прошу тебя... я больше не могу... Джон...
- Что, сучка? - шипит Уотсон, наклоняясь к нему. - Проси, только быстро!
-Разреши мне... я не могу... Джоооон... - Шерлок задыхается слезами.
-Хочешь кончить.
- Да. Да! Пожалуйста!..
Уотсон стонет от удовольствия, хотя стон больше похож на рычание. Подсунув руку под впалый живот, сдергивает, намеренно грубо, шелковую завязку. Растирает член Шерли, одновременно трахая его тентаклем. Берет в руку и собственный член, соединяя их органы вместе. Это как будто включает у Холмса кнопку «звук». Он снова кричит, так, что, наверное, у миссис Хадсон внизу должны покраснеть стены и мебель.
В голове капитана Уотсона — взрывы и ошметки разлетающихся человеческих тел. Они закручиваются в инфернальный калейдоскоп, сопровождаемый стонами и криком. Забористая афганская трава не выкашивала Дока так, как это делает Шерлок. Джон впадает в дикий, неконтролируемый аффект. Он отпускает член детектива, а свой приставляет к его заднице поверх тентакля.
- Нет-нет-нет, оо, нееет! - на последнем «нет» голос Шерли срывается, - Ты не сделаешь этого,... ДЖОН!!! ДЖОН!! Ненавижу тебя... сволочь... ненавижу...
Этот голос навсегда отпечатывается в памяти доктора. Поскольку он отлично знает, что стоит за этим «ненавижу».
- Не лги себе, маленькая сучка, - говорит он торжествующе и кончает сразу с обоих своих стволов.
Он на самом деле слишком хорошо изучил своего гениального соседа: Холмсу хватает нескольких движений рукой, чтобы последовать за Джоном.
Уотсон падает лицом между острых крыльев лопаток, в соленую спину, гладит свой ходячий наркотик по угловатым дрожащим плечам, и целует в шею со всей нежностью, на которую только способен.
Шерлок молча рыдает. Бриллиантики щедро рассыпаны по лицу, по рукам, по гладкой коже дивана. Все его тело сотрясают судороги. Джон рывком выходит из него, причиняя дополнительную, завершающую боль — как ставят точку в конце строки. Ни в коем случае не многоточие.
Отерев себя шелковыми трусами, Док укладывает Шерли на диван, заботливо и осторожно. Холмс закрывает лицо руками — на его щеках цветут отравленные яблоки запоздалого стыда.
- Ну все... все... все хорошо... мальчик мой.
Джон все-таки делает то, что задумал в самом начале — два языка отлично справляются. Облизать эти длинные пальцы на ногах, узкие ступни, породистые лодыжки... впиться поцелуем в мягкую плоть изнутри бедра... легко всосать еще торчащую головку члена, слизнуть капельку спермы, просунув кончик тентакля в уретру. Поставить себе «напоминалку»в голове — уретральный вибратор...и двинуться выше, придерживая его за истерзанные стеком бедра, прикусить ноющие соски... и наконец — оторвать руки от лица, заглянуть в сумасшедшие глаза, умереть и заново родиться.
- Джон... - едва слышно говорит Шерлок, - а ты не мог бы в следующий раз быть в военной форме?...
КОНЕЦ
Варнинг! Порно!- Покажи. Покажи мне! Джон! – требовательно протянутая рука подрагивает от нетерпения. Это приказ, который нельзя игнорировать. Уотсон упрямо вздергивает подбородок: таким тоном он позволял разговаривать с собой лишь паре-тройке людей. Но консультирующий детектив, как известно, не человек. У него ведь даже сердца нет. Везде мозг, и сплошняком гениальный.
- Джон, покажи.
В конце концов, эксперимент должен быть очень интересным, вкрадчиво шепчет подлый внутренний голос, и доктор сдается.
На лице Шерлока – смесь восхищения, брезгливости и азарта. Джон впервые понимает, что значит «громко думать» и почему это так мешает его соседу. Он просто слышит голос в голове Шерлока: «..капнуть соляной кислотой… попробовать ряд простых кислот вообще… интересно, он даст хоть самый маленький отрезать?.. для сравнения, нужен живой и неживой…»
- Не дам, - твердо говорит Джон. – И никаких кислот. Только руками потрогать. И пожалуйста, осторожней! Они… очень чувствительные.
Взгляд Шерлока загорается прямо-таки демоническим огнем.
- Чувствительные?... О. О. Так. Надо составить план исследования…
Джон тяжело вздыхает.
Трудно быть фейри.
Особенно трудно быть фейри, когда мать-природа наделила тебя несколькими… э… отростками, именуемыми гордым магическим словом «тентакли». Их постоянно надо беречь – от переохлаждения или перегревания, от травм… хотя надо признать, что тентакли, растущие от локтей, весьма помогают на операциях. Хорошо еще, что они почти телесного цвета, полупрозрачные с легким золотистым блеском, и Джон худо-бедно умеет ими управлять.
Трижды сложно быть фейри с тентаклями, когда у тебя под боком – сосед-исследователь. Шерлок догадался быстро. Его не смутил даже полный абсурд происходящего. С непринужденной грацией избалованного инфанта он просто приказал: «Покажи».
- Они есть у тебя на руках, по одному от каждого локтя, плюс маленький под языком… он может увеличиваться в размерах?
- Немного.
- Ты чувствуешь им пищу?
- Я чувствую им ВСЕ, Шерлок. В смысле, все, что попадает в рот. Это как второй язык, только… - Джон смущается, подбирая слово, - нежнее.
Детектив удовлетворенно кивает головой и командует дальше:
- Раздевайся.
-Чтооо?- угрожающе рычит Уотсон. – Знаешь, всему есть границы!!
- Ты обещал!
- Ты целую неделю не трогаешь скрипку.
- Хорошо.
Доктору некогда задумываться, почему Шерлок так быстро соглашается на столь жестокое условие. Он снимает брюки, оставаясь в одних трусах, и это его явно нервирует. Потому что Холмс бесцеремонно толкает его к скользкому кожаному дивану.
- Ложись, я хочу осмотреть.
Джон скрипит зубами, но ложится. Ничего. Десять минут позора – и неделя тишины.
- У тебя не толстые ноги, - вдруг сообщает Шерлок, - значит, джинсы на пару размеров больше – это из-за этих… рудиментов?
Сам ты рудимент.
- Он там один, - безжизненным голосом говорит Джон.
Наступает раскаленная добела пауза. До Шерлока наконец-то доходит, что он слегка заплыл за буйки.
- Ладно. Я немного… переборщил. Можешь не доставать…
- Да я вообще-то и не собирался!!!
- Расскажи так. На что он похож? На…оригинал? И ощущения такие же?.. А… э… когда ты занимаешься сексом, ты используешь его?..
- Похож. Немного… скорее, на игрушку… а ощущения… слушай, тебе не кажется, что эксперимент слишком затянулся?..
- Но это же последний твой… рудимент. Еще пара вопросов, и я тебя отпущу.
- Две недели без скрипки.
- Вопрос первый, - Шерлок снова оживляется, - он… кончает?
Какой же тогда второй вопрос, проносится в голове у Джона. Сил хватает лишь на то, чтобы утвердительно кивнуть, залившись краской по уши.
- Вопрос второй. Как ты думаешь, эякулят активен? Способен к оплодотворению?..
Бляяяяяядь...
- Полагаю, это мы сейчас и выясним, - холодно отвечает доктор. На мгновение глаза детектива загораются исследовательским огоньком, но гениальный мозг уже шлет сигналы СОС.
И Джон все равно оказывается быстрее.
Бороться с Шерлоком трудно, он выше, гибкий, натянутый как струна, но…не сопротивляется всерьез. Не верит, что Джон - его карманный, домашний Джон, - может вывернуть детективу локти за спину, придавить коленом и для пущей верности обвить горло этой…этим… запасной рукой.
Два языка Джона, оба абсолютно нахальные и беспутные, увлечены левым ухом Холмса. Один ритмично просовывается в ушную раковину, другой облизывает ее по краю, пытку довершают зубы – доктор покусывает мочку и с мстительной радостью отмечает, что сопротивление все слабее с каждой секундой.
Детектив сопит, закусив нижнюю губу, и тогда Джон придавливает ему горло посильнее. Шерлоку ничего не остается, кроме как судорожно ловить ртом воздух, и в этот момент у доктора намертво встает, похоже, везде и все, что только может. Он откровенно наслаждается видом: закинутая голова, открытый рот, в который так и хочется вставить поглубже, ощутить его шелковый пьянящий жар; неяркий румянец на скулах. Боже, что за лицо. Жутко некрасивое на первый взгляд и такое неуловимо-прекрасное в движении.
- Повернись, - командует капитан Уотсон. Таким тоном, что повернется и Королева. Шерлок еще пытается скинуть Джона, но это бесполезно: левый тентакль стянул ему руки за спиной не хуже каната, правый так и не убран с шеи. У чертова дока еще свободны обе руки. Ногами он широко раздвинул колени детектива, а оба… напрягшихся и весьма внушительных «рудимента» недвусмысленно упираются Холмсу в пах. И что самое паршивое – детектива самым подлым образом предает собственное тело.
- Нельзя быть женатым только на работе… нельзя дразнить людей, делая вид, что ты «не заинтересован», - нравоучительно говорит Джон. – Ты очень, очень плохой мальчик, Шерли. Придется тебя как следует наказать.
Холмс шипит ругательства, чем только вызывает усмешку на губах Уотсона.
- Это всего лишь эксперимент, Шерли, - говорит он с убийственной нежностью.
Джон наклоняется и кончиком тентакля пробует губы детектива на вкус. О, да, он именно таким и должен быть – как свежая ежевика, кисловато-сладким. Джон падает в ледяную бездну злых раскосых глаз, но еще успевает предупредить: - Будешь кусаться, задушу.
Шерлок знает, что это не пустая угроза.
Тентакли в целом не такие уж и противные не ощупь, но невероятно сильные. Джон захватывает зубами губы Шерлока и впускает в его рот подъязычный отросток. Он пугающе увеличен в размерах, едва ли не длиннее языка, и очень гибкий. Как змея. Он обвивает язык Холмса, владеет им безраздельно; гладит нёбо и мягкий соблазнительные занавесочки гортани, примериваясь войти глубже. Шерлок не может ответить на такой поцелуй – он слишком захватнический. Когда тентакль проскальзывает в горло, Шерлок старается дышать ровно и расслабить мышцы. Влажный, горячий отросток скользит взад-вперед, явно имитируя сношение, и у детектива мутится рассудок. Как в тумане, он чувствует ладони Джона на своей груди – рубашка давно уже разодрана. Пальцы безжалостно сминают и надрачивают соски, это больно, но невыразимо сладко. Шерлок обмякает в его руках, почти теряя сознание. Это похоже на первый приход от кокаина. Если дальше будет так же, как с коксом, - о, он полюбит своего шестирукого-будду-Джона, вознесет его на алтарь, как божество.
- Хороший мальчик. Послушный мальчик, - едва ли не мурлычет док.
В одно мгновение он отстраняется от Холмса, понимая, что драки уже не будет. Отпускает руки, шею; приподнимается над распростертым телом.
- Разденься для меня. Медленно. – Отрывистые слова бьют, как стек, без права на ослушание.
Пока Холмс переваривает услышанное и разминает затекшие кисти, Джон встает с дивана. Полностью обнаженный. Он как будто прибавляет несколько недостающих сантиметров роста – под его безжалостным взглядом Шерлоку очень неуютно. И хочется сделать все, лишь бы господин был доволен…
Док берет знаменитый хлыст, пробует на изгиб, хлещет им воздух. У него получается гораздо лучше, чем у Ирэн. Он вообще такой невероятно… крутой, иначе и не скажешь. Ни грамма лишнего жира, одни мышцы. Безволосое тело. Бритые подмышки ничем не пахнут – док предпочитает дезодоранты без запаха, специфика работы. Тщательно депилированный пах, наоборот, тянет ощутимым сандалом и мускусом. Шерлок как завороженный, смотрит на тяжелый покачивающийся член и на мерцающий в полутьме их загаженной квартиры тентакль. Отросток существенно больше и крепче, хотя устроен не так , нет собственно головки. Он как современного вида вибратор, который Майкрофт с усмешкой называет «космическими кораблями». Да и сам Джон – будто пришелец.
- Ты еще не раздет? – Подбородок снова вверх, хлыст пугающе свистит рядом.
Шерлок пытается избавиться от порванной рубашки, глаза в пол; затем чертовы узкие брюки, под ними - весьма щегольское шелковое белье. Темно-фиолетового цвета.
Это оставить, - кончик стека указывает на скомканный шелк в кулаке Холмса. Тот лежит и послушно ждет, что дальше. Он возбужден, еще не полностью, но весьма заметно.
- Тренировочный хлыст, по длине не подходит для выступлений, за это полагается дисквалификация, - говорит Джон скучающим голосом, водя кожаной «лопаточкой» на конце стека по груди детектива. – Опять-таки, судя по длине – не для скачек или манежной езды. Конкур или троеборье? ..
- Для троеборья тоже длинный, - хрипло отвечает Шерлок.
- Значит, прыжки. Вернее, преодоление препятствий…знаешь, Шерли, какое самое большое препятствие?..
- Мой мозг, - хрипит Холмс.
- Неправильный ответ, глупый мальчик. – Стек с размаху опускается на нежный алеющий сосок. Шерлок выгибается, не в силах закричать, зажмуривает глаза от боли, и с шумом втягивает в себя воздух. Его член дергается, поднимаясь выше.
- Несоответствие желаний разума и тела, - сообщает док. Отбрасывает хлыст в сторону и опускается на колени перед детективом. Длинным жалом тентакля облизывает, ласкает, успокаивает вспухшую плоть.
У Шерлока в уголках глаз подозрительно блестят крохотные бриллиантики.
Джон одним движением слизывает и их, орудуя языком словно хамелеон.
- Видишь, оказывается, и скучный секс бывает очень даже нескучным, Шерли.
Холмс дергается, его раздражает это «Шерли», но кто ж его сейчас спрашивает?..
- Будешь рваться, тебе же хуже, - взглядом Уотсона можно заморозить Атлантический океан. Весь.
Он поднимается на ноги, делает шаг к изголовью. Два великолепных, ужасающих члена все ближе к лицу шерлока, он невольно сглатывает, понимая, что его сейчас ждет.
- Так и быть, выбери сам, какой тебе больше понравится, - усмехается док.
- Спасибо... - благодарно шепчет детектив, поворачиваясь немного набок, чтобы удобнее было отсасывать. Конечно, он врал, говоря, что «не заинтересован». Конечно, у него есть определенный опыт в таких делах. Джон понимает это по тому, как неуверенно, но весьма умело острый язык Холмса проходится по стволу его члена. Джону хочется втолкнуться немедленно, до упора, заставить его захлебнуться слюной и задохнуться от нехватки воздуха, беспощадно выебать, разорвать изнутри лебединую шею — и выбросить после, полуживого, чтобы из уголков рта сочилась сукровица и он бы молчал дня три, затравленно вздрагивая всякий раз при приближении Дока.
Чудовищным усилием воли Уотсон не делает этого. Он собирает в кулак все свое терпение — а уж этого-то ему не занимать! - и ждет, что же будет делать Шерлок. САМ.
Постепенно Холмс втягивается в минет. Он отрабатывает ртом и руками все свои «скууучно», «идиоты!» и прочие невинные развлечения. Отрабатывает, надо заметить, весьма неплохо. Джон скатывается в банальщину — сгребает в кулак волнистые жесткие волосы, задает темп, чувствуя, что еще немного, и он просто убьет детектива своим раскаленным хуем. Нет. Стоп. Так нельзя. Впереди еще много интересного.
Джон резко оттягивает голову Шерлока назад и бьет его по высоким породистым скулам тентаклем. Бьет с наслаждением, бриллиантики катятся, уже не скрываясь.
А ведь я тебя еще не трахнул, - с некоторым сожалением говорит Уотсон, отпуская Шерлока. - Не плачь, мальчик. Побереги слезы. Сядь.
Он усаживает Холмса на диване, как послушную куклу. Широко разводит его умопомрачительные ноги и встает между ними. По правде сказать, Джон мечтает вылизать его всего от кончиков пальцев на ногах до макушки, но это он оставляет себе на десерт. Пока что его внимание сосредоточено на довольно длинном, средней толщины члене, в завитках темных волос. Он выглядит так же невинно и развратно, как и его обладатель, и источает немыслимый пряный запах. Джон шумно дышит через нос, стараясь не упустить ни одной молекулы этого запаха. Это двойной кайф: видеть раскрасневшегося, податливого Шерли и вдыхать его.
Джон берет его член в кулак и легонько сжимает, чувствуя бешеную пульсацию. Он неспешно дрочит, открывая розовую головку, поднимая ствол в полную готовность. Шерлок издает какие-то невнятные полускулящие стоны, скребет пальцами по коже дивана. И когда Док забирает головку в рот, обхватывая член тентаклем, Шерлок почти кричит.
Джон удовлетворенно улыбается. Теперь детектив — действительно ЕГО, и больше ничей. Даже хорек Мориарти не сможет дать ему то, что дает капитан Уотсон — утешение боли, освобождение любых желаний, даже самых темных и потайных.
Тонкие, почти паучьи пальцы сильно сжимают плечи Джона. Впервые рассмотрев эти руки, врач в Уотсоне всерьез заподозрил у Холмса «синдром Марфана», к счастью, не подтвердившийся.
Шерлок уже близок к финалу, и Джон останавливается, вызвав у детектива недовольный вздох.
- Молчать.
Джон ловко обвязывает шелковой тряпочкой под мошонкой и основанием члена. Теперь Шерлок сможет кончить, только если эта удавка будет снята. Налитый кровью орган скоро начнет сильно ныть, потом боль будет просто адской, потом наступит онемение... и вот тогда можно будет развязать.
Уотсон сдергивает Шерлока с дивана на пол, прижимает к себе, властно целует взасос — опять задействуя оба своих «языка». У покорного, возбужденного, влажного Шерли закатываются безумные глаза. Джон разворачивает его спиной к себе, толкает, принуждая лечь грудью на диван.
Своим «главным» тентаклем проводит по пояснице, по крестцу, трет, заставляя Холмса подставляться, словно кобылу на случке. Пошлепывает по худым ягодицам, между ними, отчего складки ануса опасливо собираются почти в узелок.
Из тентакля, как обычно, течет довольно много смазки, и Джон решает, что этого достаточно. Он отдавливает несколько крупных капель и втирает их между ягодиц Шерлока, особое внимание уделяя разглаживанию сфинктера. Шерлок подается назад, под пальцы, но Джон отталкивает его и вновь берется за хлыст.
Несколько сильных ударов по лопаткам, по крестцу, по бедрам...скупых, расчетливых, ни одного лишнего движения. Детектив воет, упав лицом в диван.
Закрой рот, - рявкает Джон. Ему самому сложно терпеть. Хлыст летит на пол, а головка тентакля приставляется к узкому входу.
Док придерживает его рукой, крепко, поскольку тентакль весьма скользкий и крупнее члена, и втолкнуть сейчас его в тело, которое давно — или вообще — не знало ничего подобного, будет весьма непросто. Но поблажек от Уотсона ждать не приходится. Круговыми движениями головки он заставляет анус слегка приоткрыться, и потом давит немного снизу вверх, чувствуя, как дрожит Шерли.
Каждый сантиметр — да что там, каждый миллиметр, - дается с трудом. Джон дышит сквозь зубы, детектив стонет от боли. Но даже не думает отстраниться — значит, ему нужны эта боль и унижение?.. как же все оказалось просто...
Преодолев первое сопротивление, тентакль попадает в горячий плен. Дальше терпеть совершенно невозможно. Джон делает одно-единственное движение вперед — сразу и целиком. Шерлок замолкает. Док тоже. В его голове проносятся обрывки мыслей о том, что он только что насадил на хуй и скорее всего, лишил девственности самого строптивого, самого заносчивого, самого сексуального мужчину в Лондоне — а может, и на всем белом свете, - и это не сделало их педиками и даже геями. Это соединило разорванный круг, заставило сердца биться в едином ритме, сорвало дыхание. Джон чувствует себя Улиссом, взявшим Трою.
Шерлок подозрительно молчит. Он не издает ни звука, когда Джон начинает вбиваться в него, зло и отчаянно, разрывая узкое нутро. Тентакль еще немного увеличивается в размерах, и это уже похоже на изнасилование — когда Джон отклоняется, чтобы нанести новый удар, то отросток подтягивает за собой нежную алую выстилку прямой кишки.
Док не помнит, сколько времени продолжается это безумие. Он упоен горячим телом, он оглушен наркотиком по имени Шерли. До него не сразу доходит слабый всхлип:
- Джон... прошу тебя... я больше не могу... Джон...
- Что, сучка? - шипит Уотсон, наклоняясь к нему. - Проси, только быстро!
-Разреши мне... я не могу... Джоооон... - Шерлок задыхается слезами.
-Хочешь кончить.
- Да. Да! Пожалуйста!..
Уотсон стонет от удовольствия, хотя стон больше похож на рычание. Подсунув руку под впалый живот, сдергивает, намеренно грубо, шелковую завязку. Растирает член Шерли, одновременно трахая его тентаклем. Берет в руку и собственный член, соединяя их органы вместе. Это как будто включает у Холмса кнопку «звук». Он снова кричит, так, что, наверное, у миссис Хадсон внизу должны покраснеть стены и мебель.
В голове капитана Уотсона — взрывы и ошметки разлетающихся человеческих тел. Они закручиваются в инфернальный калейдоскоп, сопровождаемый стонами и криком. Забористая афганская трава не выкашивала Дока так, как это делает Шерлок. Джон впадает в дикий, неконтролируемый аффект. Он отпускает член детектива, а свой приставляет к его заднице поверх тентакля.
- Нет-нет-нет, оо, нееет! - на последнем «нет» голос Шерли срывается, - Ты не сделаешь этого,... ДЖОН!!! ДЖОН!! Ненавижу тебя... сволочь... ненавижу...
Этот голос навсегда отпечатывается в памяти доктора. Поскольку он отлично знает, что стоит за этим «ненавижу».
- Не лги себе, маленькая сучка, - говорит он торжествующе и кончает сразу с обоих своих стволов.
Он на самом деле слишком хорошо изучил своего гениального соседа: Холмсу хватает нескольких движений рукой, чтобы последовать за Джоном.
Уотсон падает лицом между острых крыльев лопаток, в соленую спину, гладит свой ходячий наркотик по угловатым дрожащим плечам, и целует в шею со всей нежностью, на которую только способен.
Шерлок молча рыдает. Бриллиантики щедро рассыпаны по лицу, по рукам, по гладкой коже дивана. Все его тело сотрясают судороги. Джон рывком выходит из него, причиняя дополнительную, завершающую боль — как ставят точку в конце строки. Ни в коем случае не многоточие.
Отерев себя шелковыми трусами, Док укладывает Шерли на диван, заботливо и осторожно. Холмс закрывает лицо руками — на его щеках цветут отравленные яблоки запоздалого стыда.
- Ну все... все... все хорошо... мальчик мой.
Джон все-таки делает то, что задумал в самом начале — два языка отлично справляются. Облизать эти длинные пальцы на ногах, узкие ступни, породистые лодыжки... впиться поцелуем в мягкую плоть изнутри бедра... легко всосать еще торчащую головку члена, слизнуть капельку спермы, просунув кончик тентакля в уретру. Поставить себе «напоминалку»в голове — уретральный вибратор...и двинуться выше, придерживая его за истерзанные стеком бедра, прикусить ноющие соски... и наконец — оторвать руки от лица, заглянуть в сумасшедшие глаза, умереть и заново родиться.
- Джон... - едва слышно говорит Шерлок, - а ты не мог бы в следующий раз быть в военной форме?...
КОНЕЦ
@темы: слэш, шерлок холмс, порно, шерлок ввс, джон ватсон
